Стремление перепоручить жизнь старцу отец Виктор тактично переправлял наверх

Радость общения с ним, общения, дававшего отчетливо почувствовать опыт жизни в присутствии Бога – из самых глубоких переживаний в моей жизни. Это чувствовали многие, и Карсава была своего рода центром мира – у мира много центров, больше, чем кажется на первый взгляд. Туда ехали действительно со всего мира – в маленьком деревенском храме часто можно было встретить гостей из Москвы или Парижа, Нью-Йорка или Иерусалима, православных и не только, верующих и ищущих.

Обычную в нашей церкви и понятную в трудных человеческих ситуациях тягу к старцу, стремление препоручить свою жизнь в надежные руки отец Виктор нежно и тактично перенаправлял от себя наверх. Он вообще старался занимать как можно меньше места – в его книгах и докладах цитат едва ли не больше, чем авторского текста; отец Виктор считал публикации и выступления способом дать прозвучать голосам других.

 Я тоже пару раз пытался «повеситься» на нем, задавал ему настойчивые вопросы о том, что мне делать в трудных ситуациях, какой путь выбрать в жизни – он уводил разговор в сторону и читал мне Цветаеву с Мандельштамом (он был литературоведом по образованию). А после звал на службу.

Красив и поэтичен был его путь и люди, его окружавшие. В Москве, где в конце 60-х и начале 70-х он учился в аспирантуре Педагогического института, а потом преподавал, он был дружен с кругом Анастасии Цветаевой, сестры поэта, которая стала его крестной.

Среди друзей отца Виктора той поры – польская певица Анна Герман, о которой он написал трогательные воспоминания.

Связь с московской общиной отец Виктор сохранял и после своего отъезда в Латвию. Духовной жизни он учился тоже у удивительно красивых людей – схиархимандрита Космы (Смирнова), архимандрита Тавриона (Батозского) и архимандрита Серафима (Тяпочкина) – им посвящена его книга «Сердце пустыни».

Теплые отношения связывали отца Виктора с архимандритом Зиноном (Теодором), одним из самых чутких современных иконописцев. Их общение – и сослужение – были очень красивы даже просто с визуальной точки зрения. Наблюдать общение отца Виктора с Сергеем Аверинцевым – вполне эльфийское даже в эпистолярной форме – было не меньшим удовольствием. Когда стало известно, что в Карсаву собирается приехать Ольга Седакова, мне очень захотелось именно увидеть их общение.

Стихия красоты очень чувствовалась и в карсавском храме, после службы там играли музыканты и читали стихи.

Все эти красоты могут навести на мысль о Свято-Евфросиниевском храме как чем-то вроде православной Касталии – прибежище интеллигенции. Это не так, в Карсаву тянулись самые разные люди, хотя музыкантов, поэтов и художников среди них всегда было немало. В жизни и слове отца Виктора, при всем их изяществе, совсем не было вычурности, а были простота и детскость – он очень любил общаться с детьми и чувствовал себя с ними, кажется, комфортнее, чем с взрослыми.

Эти красота и изящество не были вычурными, потому что были следствием жизни в присутствии Божием. Об этом напоминало постоянно сопровождавшее его ощущение тишины и тайны, таинстводействия. Восприятие жизни как таинства нашло отражение и в его книгах, которые совсем не для красного словца называются «Таинство детства» и «Таинство жизни». Его проповеди – тихие и произносившиеся часто с полузакрытыми глазами – были сродни медитации, они тоже вели не к нему, а через него, дальше.

Он любил тишину, безмолвную молитву и бесконечно уважал тишину в другом. Ведь чтобы услышать и Бога, и ближнего, необходим опыт тишины. Последние годы отца Виктора, проведенные в тишине – тоже тайна, непостижимое свидетельство жизни в присутствии Божием.

«Бог никогда не оставляет нас. Даже если мы на голове ходим перед Ним, Он нас все равно любит. Как говорил какой-то святой, если даже ты сам в себя не веришь, Бог в тебя верит».

Архимандрит Виктор (Мамонтов)